Как сельдь стала объектом живописи

 Сельдь как блюдо – один из наиболее частых объектов изображения в живописи. Пик ее популярности пришелся на XVII век, когда натюрморт получил широкое распространение как самостоятельный жанр. Не утратила она своих позиций и в наше время. Но всего этого не произошло бы, если бы не голландский рыбак Виллем Якоб Бекельцоон, живший 600 лет назад.

   В эко­но­ми­ке Гол­лан­дии все­гда исклю­чи­тель­но важ­ное место зани­ма­ло рыбо­лов­ство, кото­рым жите­ли побе­ре­жья зани­ма­лись с неза­па­мят­ных вре­мен. Рыб­ное изоби­лие не раз ста­но­ви­лось темой для худож­ни­ков. Зна­ме­ни­тая “Рыб­ная лав­ка” Сней­дер­са выстав­ля­ет напо­каз поку­па­те­лю все, чем сла­ви­лись мно­го­чис­лен­ные рыб­ные рын­ки того вре­ме­ни — кра­бов, ома­ров, уст­риц и, конеч­но же, раз­но­об­раз­ные сор­та рыб. Сре­ди это­го рыб­но­го вели­ко­ле­пия селед­ка счи­та­лась бро­со­вой рыбой. Она слу­жи­ла пищей нищим, а так­же мона­хам, сми­ря­ю­щим гор­ды­ню зло­вон­ной едой и заклю­чен­ным для усу­губ­ле­ния нака­за­ния. Вплоть до XV века сельдь не уме­ли солить, и она отли­ча­лась про­горк­лым, горь­ко­ва­тым вку­сом и крайне непри­ят­ным запа­хом. Все изме­ни­лось в кон­це XIV века, когда рыба­ку Вил­ле­му Яко­бу Бекель­цо­ону, жив­ше­му в при­бреж­ной деревне Биер­флит, при­шла про­стая до гени­аль­но­сти идея – уда­лять перед засол­кой у рыбы жаб­ры, кото­рые при­да­ва­ли ей горь­кий вкус и про­из­во­дить засол пря­мо в море, а не вести сельдь на берег. Бекель­цо­он укла­ды­вал све­же­вы­лов­лен­ную рыбу сло­я­ми, рав­но­мер­но пере­сы­пая солью, и пока его лод­ка шла к бере­гу, сельдь про­са­ли­ва­лась в боч­ках. В 1390 году сельдь засол­ки Бекель­цо­о­на поко­ри­ла круп­ные гол­ланд­ские горо­да, а спу­стя все­го 3 года начал­ся насто­я­щий селе­доч­ный бум.

  Сла­ва сель­ди из Гол­лан­дии рас­про­стра­ни­лась по всей Евро­пе, став одной из глав­ных ста­тей экс­пор­та. К XVII веку “селе­доч­ный флот” насчи­ты­вал поряд­ка 25 000 посу­дин. Гро­мад­ные кара­ва­ны купе­че­ских судов выво­зи­ли селед­ку в дру­гие стра­ны. Так неболь­шая рыба неве­ро­ят­но обо­га­ти­ла стра­ну. Неда­ром гол­ланд­ская посло­ви­ца гово­рит, что город Амстер­дам “выстро­ен на хреб­те селед­ки”.
Вил­лем Якоб Бекель­цо­он умер в 1397 году и был похо­ро­нен с боль­ши­ми поче­стя­ми. В 1556 году покло­нить­ся пра­ху про­сто­го рыба­ка при­шли импе­ра­тор Карл V и его сест­ра Мария, коро­ле­ва вен­гер­ская. Они отда­ли долж­ное чело­ве­ку, создав­ше­му кули­нар­ный дели­ка­тес, кото­рый при­вел к про­цве­та­нию целую стра­ну. С тех пор луч­шую гол­ланд­скую сельдь во всех стра­нах Запад­ной Евро­пы назы­ва­ют в честь рыба­ка “беклинг”.

 Неболь­шая по тер­ри­то­рии и насе­ле­нию Гол­лан­дия XVII века ста­ла могу­ще­ствен­ной мор­ской дер­жа­вой и самой про­цве­та­ю­щей стра­ной евро­пей­ско­го кон­ти­нен­та. В это же вре­мя про­ис­хо­дит и рас­цвет натюр­мор­та, кото­рый как жанр появил­ся имен­но в Гол­лан­дии и быст­ро рас­про­стра­нил­ся по всей Евро­пе.
 Гол­ланд­ский натюр­морт (чит. статью) насы­щен раз­но­об­раз­ны­ми алле­го­ри­я­ми и мета­фо­ра­ми. И изоб­ра­же­ние селед­ки на кар­тине — это не толь­ко дань люби­мо­му и попу­ляр­но­му блю­ду. “Натюр­мор­ты с селед­кой” име­ют еще и сакраль­ный под­текст. Рыба – это древ­ний сим­вол Иису­са Хри­ста. К хри­сти­ан­ским сим­во­лам отно­сят­ся так­же изоб­ра­же­ния хле­ба и бока­ла вина. На ран­них натюр­мор­тах пред­ме­ты сте­пен­но выстра­и­ва­лись в соот­вет­ствии с усто­яв­ши­ми­ся кано­на­ми. Скром­ные и неза­мыс­ло­ва­тые “зав­тра­ки” отра­жа­ли пури­тан­ские вку­сы пуб­ли­ки, а сим­во­ли­ка кар­тин была понят­на людям той эпо­хи. Так на натюр­мор­те гол­ланд­ского худож­ни­ка Пите­ра Кла­са, сельдь – это сим­вол Хри­ста, хлеб и вино – таин­ство при­ча­стия, нож — сим­вол жерт­вы, лимон – крат­кость зем­ных удо­воль­ствий, оре­хи в скор­лу­пе — душа, ско­ван­ная гре­хом, вино­град – сим­вол боже­ствен­но­го покро­ви­тель­ства.

  Одной из зна­ме­ни­тых кар­тин того вре­ме­ни стал натюр­морт Йозе­фа де Брея “Похва­ла селед­ке”. Про­стран­ство кар­ти­ны орга­ни­зо­ва­но вокруг бело­мра­мор­ной пли­ты, обрам­лен­ной сель­дя­ми, со сти­хо­твор­ным гим­ном Яко­ба Вестер­ба­на, кото­рый при­хо­дил­ся род­ным дядей худож­ни­ку. Под пли­той со сти­хо­тво­ре­ни­ем изоб­ра­жен соб­ствен­но натюр­морт с тра­ди­ци­он­ным набо­ром пред­ме­тов: кера­ми­че­ский сосуд, бока­лы с дву­мя сор­та­ми пива и раз­де­лан­ная сельдь, изоб­ра­жен­ная настоль­ко нату­раль­но и вир­ту­оз­но, что ее мож­но при­чис­лить к малень­ко­му шедев­ру.

  Прак­ти­че­ски невоз­мож­но най­ти масте­ра натюр­мор­та того вре­ме­ни, кото­рый не отдал бы долж­ное селед­ке. Так, напри­мер, в рабо­тах Вил­ле­ма ван Алста, нидер­ланд­ско­го худож­ни­ка эпо­хи барок­ко, кото­рый спе­ци­а­ли­зи­ро­вал­ся на цве­точ­ных и фрук­то­вых натюр­мор­тах, мож­но обна­ру­жить и вез­де­су­щую селед­ку. Сов­мест­ная рабо­та двух худож­ни­ков Адриан де Лели и Вильяма ван Лина под назва­ни­ем “Под­го­тов­ка пер­вой сель­ди к про­да­же” посвя­ще­на празд­ни­ку селед­ки ново­го уло­ва, тра­ди­ция кото­ро­го заро­ди­лась еще в XVI веке и бла­го­по­луч­но дожи­ла до наших дней.

  По обы­чаю на вто­рой день Тро­и­цы рыбо­ло­вец­кий флот выхо­дил в море и сре­ди моря­ков устра­и­ва­лись “селе­доч­ные гон­ки”. Весь город соби­рал­ся на при­ста­ни в ожи­да­нии побе­ди­те­ля Селе­доч­ной Рега­ты. Пер­вый корабль с сель­дью ново­го сезо­на встре­чал­ся со все­ми поче­стя­ми, и… насту­па­ла гастро­но­ми­че­ская вак­ха­на­лия. Отве­дать новую сельдь соби­ра­лись все от мала до вели­ка. Шум­ные народ­ные гуля­ния про­дол­жа­лись весь день, и эта тра­ди­ция сохра­ни­лась до сих пор. Откры­тие сезо­на лов­ли про­ис­хо­дит в при­го­ро­де Гаа­ги в ста­рой гава­ни Схе­фе­нин­ген, на гер­бе кото­рой кра­су­ют­ся три коро­но­ван­ные сель­ди. Празд­ник полу­чил назва­ние День флаж­ков, посколь­ку ими укра­ша­ют гавань город­ка и близ­ле­жа­щие ули­цы.

  Петр Вайль в “Гении места” писал: “Селед­ка про­да­ет­ся в ларь­ках на ули­це, слов­но хот-дог, и насто­я­щий люби­тель ест ее без хле­ба и лука, про­сто под­ни­мая двой­ное очи­щен­ное филе за хвост и запро­ки­ды­вая голо­ву, как гор­нист. «Отку­да такая неж­ность?» — не о том ли спро­сил поэт. Будучи корен­ным рижа­ни­ном, я кое-что пони­маю в этом про­дук­те и могу ска­зать, что из всех мор­ских богатств — и шире: дости­же­ний циви­ли­за­ции — по изыс­кан­но­сти вку­са толь­ко нор­веж­ская мало­соль­ная лосо­си­на и кас­пий­ская севрю­га горя­че­го коп­че­ния могут встать рядом с гол­ланд­ской моло­дой селед­кой”.

‹‹ к списку статей